|
11 марта
начался Румынский поход добровольцев М.Г. Дроздовского
11 марта (26 февраля по старому стилю) 1918 года начался переход Первой Отдельной бригады Русских добровольцев под командованием Генерального штаба полковника Михаила Гордеевича Дроздовского с Румынского фронта Первой мировой войны на Дон для соединения с Добровольческой армией генерала Л.Г. Корнилова и совместной борьбы против советской власти.
Этот поход стал одним из наиболее героических (наряду с «Ледяным походом» Корнилова и «Сибирским ледяным походом» Каппеля) эпизодов в истории Белого движения.
М.Г. Дроздовский
|
В ноябре 1917 года начальником 14-й пехотной дивизии, воюющей на Румынском фронте, назначают М.Г. Дроздовского. Однако он не спешит принимать новую должность: на фронте уже известно о захвате власти большевиками, их первых декретах и начале переговоров с немцами о выходе России из войны. Старой армии, по сути, уже не существует. «Несомненно, — пишет в дневнике Дроздовский, — что нетрудно было бы поплыть по течению и заняться ловлей рыбки в мутной воде революции. Ни одной минуты не сомневался бы в своем успехе, ибо слишком хорошо изучил людскую природу и природу толпы. Но невозможно поступиться честью ради выгоды: я — офицер… Почетного мира для нас уже не будет. Насколько я ориентирован — нет никаких надежд на спасение извне. Все это развязывает руки».
Даже заклятые враги — германцы и австро-венгры — кажутся теперь ему меньшим злом, чем большевики. Чтобы начать борьбу с ними, Дроздовскому и многим офицерам на румынском фронте не хватало последней капли, переполнившей бы чашу терпения, чьего-нибудь клича.
И таковой прозвучал: в декабре 1917 года главнокомандующий русскими армиями в Румынии генерал Дмитрий Григорьевич Щербачев получил письмо с Дона от генерала Михаила Васильевича Алексеева о начале вооруженной борьбы с большевиками, формировании Добровольческой армии и с призывом вступать в ее ряды. Письмо довели до офицеров. Надо ли говорить, что полковник Дроздовский был первым, кто на румынском фронте изъявил желание вступить в ряды Добрармии. Его и назначили командиром отряда добровольцев, формировавшегося в Яссах.
Надо отметить, что поначалу идея добровольчества не имела особой популярности на Румынском фронте. По собственной инициативе активность проявляли лишь полковник Дроздовский и немногочисленные присоединившиеся к нему офицеры. Первым делом Михаил Гордеевич решил вопрос с вооружением своего пока немногочисленного отряда. Оружие и боеприпасы отбирали у дезертиров, которые в начале 1918-го оставляли фронт целыми подразделениями. Офицерские заставы и заслоны изымали у них винтовки, пулеметы и даже легкие орудия.
Очень скоро в распоряжении Дроздовского оказались солидные запасы оружия и боеприпасов. А в феврале и сам процесс формирования офицерских частей для отправки на Дон приобрел централизованный характер: отряд Дроздовского переименовали в бригаду, вторая аналогичная воинская часть начала формироваться в Кишиневе. Казалось, еще немного — и на юг России двинется действительно мощная военная сила, способная восстановить рухнувший порядок.
Увы, такого не случилось. После того как большевики в Бресте сели с немцами за стол переговоров, Румыния сочла для себя возможным также вступить в сепаратные переговоры с Германией, резко изменив свое отношение к дислоцированным на румынской территории русским воинским частям. Их попросту начали разоружать. Главком Щербачев и генерал Антонин Кельчевский, возглавлявший недавно созданное управление добровольческих войск, посчитав положение безнадежным, отдали приказ о роспуске всех находившихся в его подчинении офицерских формирований.
Единственным командиром, отказавшимся его выполнить, был полковник Дроздовский. Румыны попытались разоружить бригаду силой. Но Михаил Гордеевич направил правительству недавних союзников ультиматум, в котором указал, что «разоружение добровольцев не будет столь безболезненно, как это кажется» и что «при первых враждебных действиях город Яссы и королевский дворец могут быть жестоко обстреляны артиллерийским огнем». Как только румынские войска попытались окружить лагерь дроздовцев, те выступили им навстречу в боевых цепях с примкнутыми штыками. А на ясский дворец, где в то время располагалась резиденция румынского короля, навели жерла орудий две артиллерийские батареи, находившиеся в распоряжении Дроздовского.
Румыны немедленно отвели свои части, а на следующий день предоставили вагоны и паровозы для того, чтобы выпроводить бригаду в Кишинев. Оттуда полковник Дроздовский принял решение самостоятельно пробиваться на Дон, к генералам Алексееву и Корнилову.
Нагрудный знак Дроздовского полка
|
667 офицеров, 370 солдат (в большинстве своем — Георгиевских кавалеров), 14 врачей и священников, 12 сестер милосердия — вот и все русское воинство, которое 11 марта 1918 года выступило из Ясс в поход на Дон. Немногим более тысячи человек из тех сотен тысяч, что находились на Румынском фронте.
Им предстояло пройти более 1200 километров — с боями по России, уже охваченной Гражданской войной.
В Кишиневе к дроздовцам присоединились несколько десятков добровольцев из расформированной бригады полковника Белозора. В районе Дубоссар к ним пробилась шедшая из Измаила сводная офицерская рота морской дивизии во главе с полковником Михаилом Жебрак-Русановичем. Пополняясь такими мелкими, но прекрасно организованными и сплоченными отрядами, бригада Дроздовского продолжала путь, с каждым днем становясь все более и более грозной силой.
Сам Михаил Гордеевич сильно изменился в эти дни и внешне, и внутренне. Прекрасно понимая, какую ношу на себя взвалил, он все подчинил одной цели — спасению погибавшей Отчизны. «Дроздовский был типом воина-аскета: не пил, не курил, не обращал внимания на блага и удовольствия жизни, — вспоминал о нем бывший сослуживец капитан Владимир Михайлович Кравченко в книге «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи», изданной в Германии в 1975 году. — Всегда в одном и том же поношенном френче с потертой Георгиевской ленточкой в петлице (из скромности он не носил самого ордена). Всегда занятый, всегда в движении. Трудно было понять, когда он находил время есть или спать. В походах, с пехотной винтовкой за плечами, он напоминал средневекового монаха Петра Амьенского, ведшего крестоносцев освобождать гроб Господень… По сути, полковник Дроздовский и был крестоносцем распятой родины».
О том, что творилось у него в душе после всего увиденного в России, можно судить по дневниковым записям Дроздовского. «Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Этими дикарями, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — «око за око». А я так скажу: два ока за одно око, за один зуб — все зубы, «поднявший меч от меча и погибнет». И далее: «В этой беспощадной борьбе за жизнь я встану вровень с этими страшными звериными законами. Жребий брошен, и по этому пути мы пойдем бесстрастно и упорно через потоки своей и чужой крови».
Стоит ли удивляться тому, что вскоре большевики заговорили о дроздовцах как о некой карательной экспедиции, блуждающей по южным губерниям. В боях пленных они не брали. А над любыми ставленниками советской власти, схваченными в городах и местечках, через которые пролегал путь бригады, суд вершили более чем скорый. Приговор у дроздовцев был один: красный — значит виновен… Впрочем, доставалось от них не только комиссарам.
Переправившись через Днепр, на просторах Левобережной Таврии Дроздовский в начале апреля вступил в царство бандитских батьков и атаманов. Узнав про некоего Махно, буйствовавшего в окрестностях Гуляй-Поля, решил проучить его. Несколько офицерских рот были посажены в вагоны и двинуты на столицу анархистов. Узнав, что «едут офицеры», махновцы обступили поезд, предвкушая, как было до этого, легкую поживу. А их встретили в упор огнем из пулеметов и винтовочными залпами, многих положив прямо у насыпи и вблизи железнодорожного полотна. Но добивать батькино войско времени не было, и Дроздовский повел бригаду к Мелитополю. А Махно с тех пор офицеров-«добровольцев», особенно дроздовцев, на дух не переносил.
Чем ближе была конечная цель, тем тревожнее поступали сведения: якобы Дон пал, Добровольческая армия разбита и скитается где-то по Северному Кавказу, Корнилов убит… Настроение было мрачным, наваливалась тоска и безысходность. Все усилия казались тщетными, надежды — утраченными. «Мы — блуждающий остров, окруженный врагами: большевики, украинцы, австро-германцы! Трудно и тяжело!!!» — делает запись в своем дневнике Михаил Гордеевич. Но — замкнутый, осунувшийся, мрачный — он упрямо ведет поверивших ему и в него людей вперед, напролом, руководствуясь уже не здравым смыслом, а только собственной интуицией, годами выработанным упорством. И верой, что все их жертвы будут не напрасны.
17 апреля дроздовцы с боем занимают Мелитополь, еще через несколько дней — Бердянск. И там получают радостную весть: Дон восстал, Добровольческая армия жива и сражается! Дроздовский поворачивает к Таганрогу, но он уже занят высадившимися в нем германскими частями. Не вступая с ними в бой, дроздовцы обогнули город с севера и устремились к Ростову.
Его штурмовали в пасхальную ночь. Авангард бригады во главе с полковником Михаилом Войналовичем с ходу прорвался к центру города, занял вокзал, закрепился там и до рассвета отражал ожесточенные попытки красных расправиться с горсткой храбрецов. Сам Войналович погиб, но подоспевшие основные силы дроздовцев вынудили большевиков покинуть Ростов. Но ненадолго: из Новочеркасска подошли бронепоезд и несколько эшелонов с матросами и красногвардейцами. Потеряв около сотни убитыми, Дроздовский вынужден был отступить из города.
Но его усилия не пропали даром. Воспользовавшись ослаблением красных под Новочеркасском, 8 мая Южная группа казачьего полковника Денисова заняла столицу Войска Донского, завязав бои за город. Дроздовский стремительным маршем повел бригаду туда. Подоспел вовремя: казаки, непревзойденные конные воины в чистом поле, не устояли в двухдневных пеших боях в городских кварталах, начали отступать. И тут в тылу у большевиков появились дроздовцы.
Развернувшиеся в цепи, сопровождаемые броневиками офицерские роты, устремились на штурм предместий. Сея смерть и панику, открыли огонь артиллерийские батареи бригады. Заблестели клинки над всадниками офицерского кавалерийского дивизиона… Бежавших красноармейцев и матросов преследовали и били на протяжении пятнадцати верст.
Вечером того же дня дроздовцы, забрасываемые весенними цветами, вступили на улицы Новочеркасска. Казаки, ранее не особо жаловавшие «золотопогонников», встречали их как настоящих героев, с нескрываемым восторгом глядя на эту невесть откуда взявшуюся силу…
Поход «отчаянной тысячи» Дроздовского, длившийся 61 день, завершился.
На Дон Михаил Гордеевич привел уже почти 3000 отлично обмундированных и вооруженных, закаленных в боях бойцов. А вся возглавляемая генералом Деникиным Добровольческая армия, изрядно потрепанная в боях 1-го Кубанского (Ледяного) похода, насчитывала в те дни немногим более 6000 штыков и сабель.
Бригада Дроздовского, кроме стрелкового оружия и 1 000 000 (!) патронов, располагала тремя артиллерийскими батареями, несколькими броневиками и аэропланами, собственной автоколонной грузовиков и радиотелеграфными подразделениями.
Понятно, что атаман Петр Краснов, возглавивший в те же майские дни 1918 года Всевеликое Войско Донское, пожелал видеть дроздовцев в своем подчинении, предложив Михаилу Гордеевичу с его людьми стать «Донской пешей гвардией». Но для Дроздовского были неприемлемы политические взгляды атамана, пытавшегося создать на Дону самостоятельное государство и ради этого не брезговавшего союзом с немцами. Дроздовский, державник и монархист по убеждениям, считал свою бригаду частью русской армии, продолжавшей находиться в состоянии войны с Германией. И, в дополнение к этому, обремененной борьбой за единую и неделимую Россию с врагом внутренним.
Участвовать в растаскивании страны на уделы он не желал и потому повел своих людей в район станиц Мечетинской и Егорлыкской, где набиралась сил вышедшая из жестоких боев Добровольческая армия. Подчиненные Михаила Гордеевича влились в ее состав на правах 3-й дивизии и теперь уже вполне официально стали именоваться «дроздовцами». Как и другие «цветные» полки Добрармии — «корниловцы» и «марковцы», — они обзавелись собственной формой: фуражками с белым околышем и малиновой тульей, малиновыми с белым кантом погонами.
Использован материал:
Артем Денисов, Белый вождь «малиновых фуражек»
|
